Смерть за деньги. Александр Гогун – о загадочной мобилизации

Перед нами парадокс: россияне чаще, чем раньше, гибнут в Украине и при этом охотнее, чем раньше, идут в армию – пусть и за деньги.

В начале августа начальник Главного управления разведки Украины Кирилл Буданов заявил, что через полтора-два месяца наступление ВС РФ выдохнется. Тем не менее в октябре и ноябре российская сторона достигла значительных тактических успехов. Создана прямая угроза украинской металлургии – единственному в стране источнику кокса около Покровска, до которого агрессору сейчас осталось 8 километров. При этом как ВСУ, так и западные разведки говорят о рекордных за всю войну людских потерях России. Проект Oryx, собирающий видеосвидетельства об уничтожении боевых машин, сообщает, что столько техники, сколько в октябре, захватчики не оставляли на поле боя уже два года.

18 ноября министр обороны Украины Рустем Умеров заявил, что в ближайшие месяцы армия противника будет увеличиваться: “Они наращивают численность своих сил. Они создают новые бригады”. Затем последовало откровение главы военного комитета НАТО, адмирала Роба Бауэра: сухопутные войска РФ сейчас даже больше, чем на момент полномасштабного вторжения в феврале 2022 года, но “качество этих сил снизилось”. Увы, даже последнее – не особенно воодушевляющий факт. Вспомним, что летом – осенью 1941 года кадровая Красная армия сдавалась в плен либо была уничтожена противником, а потом сталинские резервисты, завалив вермахт трупами, дошли до Берлина и Пхеньяна.

Сейчас основную работу на поле боя ведут “криптосолдаты”, то есть те, которые получают единовременную выплату в 1 миллион рублей и двести тысяч рублей ежемесячно. Их поток не иссякает, несмотря на то что, по данным “Вёрстки”, за 2024 год российские регионы потратили рекордную сумму на опознание тел погибших по анализу ДНК: 183 миллиона рублей по сравнению со 101 в 2023-м и 66 млн за 2022-й. А ведь статистика за последние полтора месяца текущего года ещё не поступала. Все эти цифры выведены на основании подсчёта открытых данных о госзакупках. Но и они не изумят тех, кто коротает свои дни в селе или маленьком городе, где громкой новостью для всех обитателей становится каждая похоронка или возвращение домой инвалида с медалью. Тем не менее, послушав хмельные рассказы выживших во фронтовой мясорубке, всё новые и новые юноши или молодые мужчины идут в жернова “СВО”. В случае смерти солдата его семье лишь в качестве единовременной выплаты выделяют пять миллионов рублей, получившему увечья полагается три миллиона.

Парадоксально, но и инфляция, вызванная войной, сыграла на руку крипторекрутированию. Снижение стоимости рубля больше всего давит на малоимущих, слой которых и выделяет основное количество добровольцев.

Однако не только в деньгах дело.

Увы, ни Главное управление разведки Украины, ни многие западные аналитики не учли простого, если не примитивного, психологического механизма: люди охотнее рискуют жизнью, когда делают это не просто ради войны, а для победы. И ощутимое продвижение на фронте, происходящее с весны 2024 года, даёт юношам и молодым мужчинам, мающимся в российской глубинке от бедности и скуки, иллюзию смысла жизни, которую можно поставить на кон. Немало представителей путинского – то есть одурманенного десятилетиями пропаганды – поколения рассматривают автомат Калашникова не только как золотой ключик, но и как орудие самоутверждения.

Победы становятся чем-то вроде вечного двигателя войны.

Кроме того, важна и очевидная стабильность. После начала полномасштабного вторжения и введения санкций немало людей стали сомневаться в прочности путинского правления, но через два года даже оппозиционно настроенные россияне не предрекают его скорого краха, и те, кто занял выжидательную позицию, теперь тоже уверены, что нынешние власти – это всерьёз и надолго.

Помимо прямого материального поощрения успешно действует ещё одна коврижка – поощрение обычно вчера ещё не вполне успешных и закомплексованных людей – государственное уважение, пускай в большинстве случаев показушное и бутафорское. Пока что кадровые программы “Время героев” и “Россия – страна возможностей” слабо действуют даже в сугубо агитационном отношении, но ведь для многих, если не большинства, ветеранов куда важнее по праздникам выступить в местной школе или ПТУ, поймав на себе восхищённые взгляды.

Судьба большинства участников Афганской и Первой чеченской войн по их окончании была в России незавидной, “зелёные человечки” в 2014 году в Украине официально и не сражались, поэтому открыто возвеличивать их было неудобно. А бывшие боевики “Вагнера”, служившие в Африке или Сирии, до сих пор находятся в сером юридическом поле и теоретически могут в любой момент быть отправлены за решётку за наёмничество.

Ветеранов же “СВО” сейчас громогласно чествуют по любому поводу и без повода.

Поэтому, возвращаясь к росту потерь этой осенью, поставим под сомнение популярную сейчас гипотезу о том, что Путин рвётся захватить как можно больше земель до инаугурации Трампа, для того чтобы, фактически аннексировав эти территории, пойти на перемирие, то есть заморозить конфликт по образцу двух Корей. Нынешние власти РФ, как в своё время большевики, очень любят программу-минимум и программу-максимум. И если Кремль действительно рассматривает прекращение огня как среднесрочный вариант приостановки бойни, то это скорее “план Б”. Существование свободной восточнославянской страны остаётся смертельной угрозой двум восточнославянским диктатурам как объект сравнения и потенциальный пример для подражания для их пока что усмирённых граждан. Более того, полномасштабная война обострила это сопоставление, и Путину крайне не хочется того, чтобы официальный Киев и российские оппозиционеры могли дружно сказать: “Смотрите, демократический Давид выстоял перед авторитарным Голиафом!”

Если вначале “СВО” замышлялась как прогулка до Майдана, то сейчас стратегия Кремля – потопить ВСУ в крови российских солдат. И, к сожалению, нельзя сказать, что Путин проигрывает психологическое противостояние. Да, согласно ноябрьскому опросу Russian Field, 53% россиян высказались за переход к мирным переговорам и 36% – за продолжение боевых действий. Это, соответственно, максимум и минимум за время полномасштабной войны. Но для властей критически важно то меньшинство, которое, во-первых, может при случае настоятельно и твёрдо попросить кого угодно – в том числе и большинство – оставить свои мысли при себе, во-вторых, готово выделять из себя ручеёк криптогероев. Диктатура может дольше позволить проводить непопулярную политику, чем власти, зависимые от мнения избирателей.

И для оценки перспектив конфликта смотреть следует не столько на результаты заокеанских выборов, сколько на внутреннюю динамику в противоборствующих странах.

Почти мистическое совпадение с российскими показателями отношения к текущей смертельной схватке показал ноябрьский опрос компании Gallup в Украине, уже 52% населения которой теперь выступают за начало переговоров и 38% – за войну до победного конца.

Разница с настроениями по другую сторону фронта – в пределах статистической погрешности, хотя в одном случае речь идёт о поддержке агрессии, а в другом – о защите или даже спасении своей родины. Но главное то, что доля тех, кто утомлён кровопролитием и разрушениями, в Украине медленно, но верно растёт. Поэтому ряд украинских аналитиков с сомнением восприняли недавнее заявление советника президента США по национальной безопасности Джейка Салливана о том, что Киеву нужно не столько новое вооружение, сколько мобилизация и увеличение численности личного состава на фронте.

В этих условиях, похоже, Путин добивается продвижения на фронте любой ценой, чтобы, во-первых, доломать волю украинцев к сопротивлению, во-вторых, выманить из российской глубинки тех, кто ждёт завершающей фазы войны, чтобы прийти на готовенькое и вернуться домой не в цинковом гробу или на костылях, а своими ногами, да ещё и победителем.

Ну а погибшие и искалеченные солдаты и разбитая техника… Их можно заново набрать и сделать потом. В Украине.

Александр Гогун – военный историк

Высказанные в рубрике “Блоги” мнения могут не отражать точку зрения редакции